Семиотика-2
Или, еще точнее, он предвидит самое непредвиденность Судьбы, он переживает Судьбу реально, как форму, как ману 84, он добровольно погружается в эту форму, он ощущает самого себя - чистой и длящейся формой 85, и этот формализм позволяет ему стыдливо отвернуться от Бога, нисколько от Бога не отрекаясь.
Вина.
Таким образом, трагедия по сути своей - это тяжба с Богом, но тяжба бесконечная, тяжба, в ходе которой наступает перерыв и переворот. Весь Расин заключен в той парадоксальной минуте, когда ребенок узнает, что его отец дурен, и однако же отказывается отречься от своего отца. Из этого противоречия имеется лишь один выход (который и есть сама трагедия) : сын должен взять на себя вину Отца, виновность твари должна оправдать божество. Отец несправедливо мучает тебя: достаточно будет заслужить его гнев задним числом, и все мученья станут справедливыми. Переносчиком этой "ретроспективной вины" как раз и является Кровь. Можно сказать, что всякий трагический герой рождается невинным: он делает себя виновным, чтобы спасти Бога 86. Расиновская теология - это инверсия искупления: человек здесь искупает Бога. Теперь становится очевидной функция Крови (или Судьбы): она дает человеку право быть виновным. Виновность героя - это функциональная необходимость:
84 Судьба - имя силы, воздействующей на настоящее или будущее. По отношению к прошлому мана уже приобрела законченное содержание, поэтому здесь применяется другое слово: участь.
85 Ср. характерное расиновское исправление:
Итак, судьбе во власть предавшись беззаветно - вместо первоначального:
Итак, страстям во власть предавшись беззаветно
("Андромаха", I, I) (Пер. И. Шафаренко и В. Шора,
с изменениями)
86 Сколь добродетельной я ни держусь дороги,
Меня преследуют безжалостные боги.
А коли так - теперь, отчаянье презрев,
Я стану делать все, чтоб оправдать их гнев.
("Андромаха", III, 1) (Пер. И. Шафаренко и В. Шора, с изменениями)
192
если человек чист, значит, нечист Бог, и мир распадается.
